Однажды, теплым октябрьским деньком, возвращался старина Джереми Траш с пирушки в одном славном трактирчике на перекрестке дорог. И, надо сказать, пребывал он при этом в отменном расположении духа. Последняя заварушка закончилась удачно – ни единой царапины, и заплатили щедро, и бОльшая часть полученных монет до сих пор приятно позвякивала в кошельке на поясе. Что еще надо наемнику для радости? Хорошая попойка в приятной компании! И попойка эта удалась-таки на славу: приятель-трактирщик, старый горбун-пикт, как раз выставил свежий вересковый эль на пробу – только для своих, само собой. Все почему-то верят, что секрет его утерян. Как бы не так! Просто места надо знать. Джереми Траш – знал. А остальные могут себе продолжать верить.
Опять же, конопатая Рози... или Лиззи? – а, неважно! Как бы ни звали ту девчонку, она была хороша! Да и денек выдался солнечный, словно бы и не октябрь на дворе…
В общем, Джереми был доволен жизнью. Почти. Потому что для полного счастья ему нужно было срочно промочить горло где-то в тенечке – благо, не забыл прихватить с собой эль в дорогу.
Заметив неподалеку дубовую рощу, он решительно свернул туда. Устроился на пожухлой, но все еще густой траве, достал оплетенную флягу, сделал пару долгих глотков. Да, эль в этот раз действительно был хорош. Почти как Лиззи. Или все-таки Рози? Да не в этом дело. Эх, хорошо... Джереми лег, закинув руки за голову и глядя сквозь полуприкрытые веки на пляшущие в желтой листве солнечные блики. Их мелькание завораживало, околдовывало, пятна света и тени казались чьими-то лицами, и эти лица усмехались и подмигивали задремавшему человеку. Вот какая-то девица – но точно не Рози и не Лиззи – наклоняется над ним, рассматривает, склонив голову набок, щекочет ему нос травинкой...
Что?!
Тело наемника среагировало быстрее, чем он успел подумать что бы то ни было. В следующую секунду он уже стоял на ногах, меч наготове. Девица же не исчезла. Ничуть не испугавшись, отступила на шаг – странным, текучим движением – и продолжила рассматривать его, будто товар в лавке.
- Дже-ереми... – протянула она наконец. – Вот ты какой, человек Джереми...
Голос ее тоже был странным – он звучал как будто отовсюду одновременно, словно эхо по всей роще повторяло ее слова. Да и сама она была – страннее некуда. Волосы цвета осенней листвы колышутся не от ветра, сами по себе. Раскосые огромные глаза – ярко-зеленые, как летние листья на просвет. Тонкая, невысокая, гибкая не по-человечески. Он, значит, человек. А она-то кто?
Джереми нахмурился.
- Откуда ты знаешь мое имя? Что тебе от меня нужно? Ты... ты фэйри, что ли?
Вот влип так влип... Он умел договариваться со всеми, даже с хитрыми и недоверчивыми пиктами, но эти... От нелюдей никогда не знаешь, чего ждать.
- Догадался, - засмеялась девица. Нет, не девица – знатная дама, точно. Есть у фэйри знать? Должна быть, у всех есть. – Я королева фэйри. Королева Мэб – слыхал обо мне?
Точно, влип. Или... или нет? Эх, где наша не пропадала…
Джереми приосанился.
- Как не слыхать? Но не думал, что ты такая красотка, твое величество. И что же нужно королеве от бедного наемника?
- О, сущие пустяки, Джереми. Я всего лишь хочу пригласить тебя на праздник. Праздник Середины Осени. Пойдешь со мной?
Траш ожидал чего угодно, только не этого.
- И зачем же королеве на празднике бедный наемник? Разве мало там будет знатных особ?
- Какой ты недоверчивый, Джереми! – Мэб капризно нахмурилась, точь-в-точь какая-нибудь мельникова дочь, которую дружок не пригласил плясать. – Считай, что это моя маленькая блажь. Само собой, там будет полно знатных особ – но все они мне так надоели со своей возвышенностью и манерами! А говорят, что настоящего мужчину можно найти только среди ч... людей.
- Настоящего мужчину? Это в каком же смысле? В смысле – вот так? – и Джереми сделал то, что, по его разумению, должен делать каждый настоящий мужчина с хорошенькой женщиной. Королева пискнула в его объятьях и все же отняла губы... но не сразу. Что было в ее глазах – он не взялся бы сказать, но вряд ли недовольство.
- О... я имела в виду... имела в виду... – Мэб никак не могла отдышаться. – А ты знаешь, что, поцеловав меня, будешь обязан остаться с нами?
- Там разберемся, - хмыкнул наемник и подобрал с травы свой мешок. – Ну что, величество, не передумала? Куда идти-то?
Пиршественный зал был огромен. Ничего подобного Траш в жизни не видел – да и откуда? За огромным же столом сидели, ели и пили пышно разодетые фэйри. Во главе, с золотым обручем в зеленых волосах, - это, надо понимать, король... как его там зовут? Оберон, что ли? Откуда-то лилась музыка – красивая, но непривычная. Джереми почувствовал себя неуютно: ну что, в самом деле, он здесь забыл?
- Встречайте нашего гостя! – голос Мэб, вроде бы негромкий, неожиданно легко перекрыл шум застолья. – Джереми Траш, человек. Наемник.
Фэйри с обручем откинулся в кресле, отставив чашу.
- А, это тот "настоящий мужчина", о котором ты мне все уши прожужжала, Мэб? Что ж. Добро пожаловать, Джереми Траш, человек. Что скажешь?
- Да что сказать? – Джереми пожал плечами. – Когда такие особы приглашают – не откажешься.
- А ты бы хотел отказаться? – прищурился его величество. – Почему же? Когда еще доведется тебе побывать на королевском пиру?
- Не могу понять, что я тут делаю, - честно признался наемник. – Ежели на потеху привели, так шутом я быть не согласен.
- Гордый, - король кивнул, пожалуй, даже с одобрением. – Но ты ошибаешься, никто не собирался над тобой потешаться. Просто – мы все так давно знаем друг друга, что уже, пожалуй, друг другу надоели. А тут новые гости, новые впечатления. К тому же учти: мы можем щедро одаривать смертных, которых приглашаем к себе. Например, ты мог бы получить дар пророчества, как Томас, - король кивнул в сторону старика в старомодной одежде, сидевшего неподалеку. - Или стать великим арфистом...
Оживившийся было Джереми помрачнел.
- Да на кой мне, твое фейское величество, становиться пророком? Меня люди засмеют. И арфистом тоже... какой из меня арфист? У меня вон... – и он поднял правую руку, демонстрируя искалеченный безымянный и мизинец. – А на лютне бренчать я и так могу. И вообще – мне и наемником неплохо.
- Ты умеешь играть на лютне? – удивился король. – Может, и петь умеешь?
- Ну... – неопределенно протянул Траш. – Не бард великий, но... Умею, отчего ж не уметь?
- Превосходно! Дайте нашему гостю лютню!
Его величество махнул рукой, и музыка стихла. Все собравшиеся выжидательно уставились на хмурого наемника с инкрустированной перламутром лютней в руках.
А говорил – потешаться не собираются... Нет, Джереми действительно считал себя неплохим певцом. Голос хриплый, зато слухом бог не обидел. А еще он мастерски умел представлять то, о чем пелось, в лицах, и немало гордился этим умением. Во всяком случае, слушателям всегда нравилось. Всё так – но только слушатели были другие. И разве те песни, что он знал, годились для знатной публики? Они же привыкли к возвышенным балладам и всякому такому... Вон, старик этот, которого король назвал Томасом, - неужели это тот самый Томас Рифмач?! С другой стороны, что-то спеть надо, величество ждет. Фэйри обидчивы, не угодишь им – пожалеешь, что на свет родился... Что ж подобрать-то подходящее? Разве что балладу про ведьму Катти Сарк и кобылу Мэг? Нет, не пойдет. Мало ли – вдруг ведьмы и фэйри в родстве? Одно слово ж – нечисть. А, была не была! Хотите новых впечатлений? Будут вам новые.
Джереми откашлялся и ударил по струнам.
Однажды прихожу домой - был трезв не очень я,
В конюшне вижу лошадь я, а лошадь не моя.
Своей хорошенькой жене сказал с упрёком я:
- Зачем чужая лошадь там, где быть должна моя?
- Какая лошадь, пьяный чёрт, шёл бы лучше спать!
Корова дойная стоит, что привела мне мать.
- Я обошел весь белый свет, объездил все края,
Коровы дойной под седлом нигде не видел я!
Джереми пел эту песенку не так, как принято обычно, а как слышал ее от рыжего Эла, веселого балагура и сочинителя непристойных стишков. Спохватившись в последний момент, он опустил заключительный куплет и после слов:
Но чтоб кочан с усами был – нигде не видел я!
- взял финальный аккорд.
В зале повисла тишина. Гости переглядывались, перешептывались – и, казалось, не знали, что делать. "А ведь им понравилось, - неожиданно понял Джереми. – Ей-богу. По крайней мере, некоторым. Но они боятся высказаться и ждут, что скажет Оберон – наверное, это все-таки он. Хороши же тут правила! Или во дворцах всегда так?"
Оберон же рассматривал его, как неведомую зверушку, и молчал. Наконец он повернулся к старику, которого звали Томасом:
- Ну, что скажешь, бард?
Томас огладил седую бороду, пожевал губами, призадумался...
- Бабу блудливую – вожжами отходить, - вынес он вердикт. – Это первое дело. А этому... кочану с усами...
Когда великий бард объяснил во всех подробностях, что именно следует сделать с "усатым кочаном", Джереми только восхищенно присвистнул. Таких слов не знал даже он. Ай да Томас Рифмач! Вот что значит – настоящий поэт. Король же ударил кулаком по столу и расхохотался. И словно это был сигнал – все зашумели, засмеялись, послышались выкрики: "Молодец, Джереми, спой еще!" Траш выдохнул с облегчением: обошлось. Оберон вытер слезы и велел:
- Эля певцу! Негоже гостей без выпивки оставлять. НАШЕГО эля!
Джереми поднесли чашу с пенящимся напитком. Запах был сладкий, но незнакомый. Наемник заколебался: не ко времени вспомнились вдруг рассказы, что якобы фэйри живут в грязных норах, едят крысиные хвосты и сороконожек, а пьют вообще неизвестно что, и только богомерзким своим колдовством заставляют попавших к ним людей думать, что те видят роскошь и едят всякие деликатесы. Он еще раз огляделся: зал был богато убран, еда на столе выглядела более чем аппетитно... И Джереми решил доверять тому, что говорят ему глаза, нос и язык, и не морочить голову сказками. Ну-ка, какой там эль варят фэйри?
Эль был... "божественный" сказать – богохульство, пожалуй, но волшебный точно. То, что варил приятель-пикт, по сравнению с этим было кислым пойлом. Траш невольно расплылся в улыбке. Когда чаша опустела, его величество усмехнулся:
- Вижу, тебе понравилось. А нам пришлась по вкусу твоя песня. Споешь еще?
Отчего ж не спеть, коли по вкусу пришлось? И Джереми спел еще, под одобрительный смех знатных фэйри, а потом еще и еще... Те песни, что пел в тавернах и в походах у костров, - других он не знал. Только старался выбирать не самые похабные. Поначалу. Пока почтенный бард после очередной песни не воскликнул:
- А эту я знаю! Ее до сих пор поют? Но там был еще куплет... дай-ка сюда лютню!
И мелодичным, прекрасно поставленным голосом выдал такое, что наемник покраснел, чего с ним не случалось лет с двенадцати. А Оберон совершенно не по-королевски сдвинул золотой обруч на ухо и крикнул:
-Ай, бард, ай, молодец! Еще давайте!
После этого они пели дуэтом. Томас был в ударе, и Джереми был в ударе, а гости, совершенно как завсегдатаи трактиров, стучали кулаками и кружками по столам, притопывали каблуками и подпевали, и даже король стучал и подпевал, и Траш чувствовал себя почти как дома... если можно говорить о "доме" у наемника. В общем, в своей тарелке. Потом Томас запыхался, махнул рукой и сказал, что ему такое уже не по возрасту, а Джереми охрип, и ему совали блюда с чем-то непонятным, но очень вкусным, и чаши с элем, а потом опять лютню, и опять чаши...
А потом король встал, поправил чудом державшийся на голове обруч, и все поняли, что пир окончен. Траш опустил лютню и перевел дух.
- Что ж, наемник Джереми, - провозгласил Оберон, - ты честно заслужил награду. Как я понял, дар музыканта или пророка тебя не устраивает. Чего же ты хочешь?
- А как насчет находить клады, например? А, твое величество? – с надеждой спросил наемник. Но фэйри покачал головой:
- Богатство – это не по нашей части. Наши дары – иные. Чего бы ты хотел от жизни? Стать великим воином?
Джереми почесал в затылке. Вот так всегда: как до награды доходит, все начинают юлить.
- Ну... если не богатства... Хотя с другой стороны, не так уж много мне надо, на что мне куча золота? Великим воином – заманчиво звучит, хотя я и так неплох. Вот бы еще заговор какой, чтоб меня ни пуля, ни клинок не брали? Умелый наемник, если целым останется, будет при деньгах без всяких кладов. Подкоплю малость – да к старости дом куплю... ферму... буду яблони выращивать, - Джереми хмыкнул, представив себя с лопатой, ковыряющимся в земле. – Жену найти, опять же. Такую... – он показал руками формы своей будущей избранницы. – Рыжую.
- Непременно рыжую? – приподнял бровь Оберон.
- А как же! Как в песне поется, – Джереми откашлялся:
- Блондиночки, брюнеточки хороши, пока юны,
А к тридцати состарятся – ни к черту не годны!
А рыжая такая – вечно молодая,
Когда ее ни тронь, всегда она огонь!
И чтоб была не болтливая, и веселая, и готовить умела. И чтоб меня любила, и без всяких там... кочанов с усами. Вот, ну а еще неплохо бы...
Еще минут пятнадцать Джереми излагал королю фэйри, что нужно ему для полного счастья. Когда он закончил, Оберон хмыкнул задумчиво:
- Что ж... Я подумаю, что мог бы для тебя сделать. А пока...
- А пока ты думаешь, я бы хотела немного поговорить с нашим гостем. В конце концов, это же я его пригласила! Пойдем, Джереми, побеседуем, - и прежде чем Траш придумал, что ответить, Мэб взяла его под руку и увела в сторону от пиршественного стола, в полутемную галерею, уставленную то ли статуями, то ли еще непонятно чем.
- Рыжую, говоришь? – усмехнулась королева. – А я не подойду? – и провела рукой по темно-золотым локонам.
Джереми поперхнулся. Вот еще шуточки!
- А... так ты же замужем? – нашелся он наконец.
Мэб расхохоталась.
- Ты про Оберона? Ах нет, нет, конечно!
- Как – нет? Он король, а ты королева, значит...
- Он король, я королева, но это ничего не значит. Наши законы – другие. У нас нет обязательств друг перед другом. Или, может, я тебе не по вкусу? Недостаточно хороша? – Мэб нахмурилась, но глаза ее смеялись. Во всяком случае, так показалось Джереми в неверном свете колдовских светильников.
- Хороша, спору нет, - осторожно сказал он. – Куда как хороша. Но уж прости, твое величество, какая ж из тебя жена для простого человека? Тебе ли фермершей быть?
Королева засмеялась опять. Может, представила себя в фартуке у плиты, а может, совсем по иной причине.
- Пожалуй, ты прав, - сказала она, отсмеявшись. – Однако, если помнишь, приглашая тебя, я хотела увидеть настоящего мужчину. И имела в виду не пение. Ну так как?
- Ну так... в смысле...
- В смысле, непонятливый, - и, втолкнув его в незаметную за тяжелой шторой дверь, прошептала: - Ну что ж ты стоишь, Джереми? А тогда, в роще, так решительно начал... Дже-ереми...
Дальнейшее Траш запомнил плохо. Ложе, застеленное каким-то пушистым мехом, гибкое тело, прижимающееся к нему, и то ли удивленный, то ли восхищенный шепот: "Дже-ереми... ах, Дже-ереми..."
Проснувшись, наемник долго не мог понять, где находится. Похолодало, темное небо хмурилось, ветер срывал листья в роще. Как бы дождь не пошел, а до ближайшей деревни еще шагать и шагать. И спину ломит – еще бы, заснуть под кустом в октябре. Где его плащ-то? И сколько же он вообще тут проспал? Вечер на дворе – или, может, раннее утро? Приснится же такое... королеву Мэб ему подавай. Нужен ты, Джереми, королевам...
Траш с кряхтеньем поднялся, потер поясницу, отряхнул куртку от приставших листьев. Провел рукой по особенно крепко прицепившейся веточке вереска. Та оказалась на удивление жесткой, будто... Джереми пригляделся. На искусно сделанной серебряной заколке блестели мелкие аметисты.
Вот, значит, как? Значит....
"Дже-ереми..." прошелестело в листьях. "Ты придешь еще, когда я позову, Джереми?"
Приду, куда ж я денусь. К таким, как ты, попробуй не приди. Странно еще, что отпустили: она же говорила - если поцелую ее... Ну, отпустили – и хорошо.
Траш повертел в руках заколку. Продать? Да нет, за такое много не дадут. Лучше оставить – как-никак, память. Постой-ка, но ведь Оберон обещал какой-то дар? Почему же я не помню, что именно получил? Неужели обманул? Да нет, вряд ли, не похож он был на плута... Но неплохо бы знать. Если заговор от ран, это одно, а если...
Джереми ухмыльнулся и ткнул себе в палец острым кончиком заколки. Выступила капелька крови, одна, потом другая, третья… наемник огорченно вздохнул, хотел было сунуть безделушку в карман, да вдруг задумался. Повертел ее в руках, поднес к носу, разглядывая, потом отставил подальше и прикрыл один глаз – словно примерял на кого-то. И наконец улыбнулся довольно – будто вспомнил что-то очень важное.
- Рози ее зовут, - сказал он то ли себе, то ли осеннему лесу, - точно, вспомнил! Лиззи – это была... да бог с ней. А ее зовут Рози! Ту служаночку, хохотушку, с ямочками на щеках. Рози... Веселая, теплая, рыжая, - Джереми широко улыбнулся, мечтательно прикрыв глаза. - Ай да фейское величество! Схитрил-таки: дар-то его у меня под носом был! С другой стороны, быть-то он был, да я-то, болван, не заметил, не думал даже ни о чем таком. А она - вот она, Рози... и целуется не хуже, чем…
"Не хуже, Дже-ереми? Неужели не хуже?..» - прошелестело из лесу, но наемник уже не слушал.
- Вспомнил! – хлопнул он себя по лбу. - Плащ-то я в трактире забыл! Надо возвращаться, - и торопливо зашагал обратно к дороге. Шел и думал: а неплохая ведь, в сущности, мысль - осесть где-нибудь да зажить спокойно. И чтобы Рози - шустрая, хлопотливая… рыжая… - была рядом.
И хорошо бы эта заколка понравилась ей.
Траш очень старался не оборачиваться, хоть и чудилось ему в шорохе листьев - сердитое, а может, и печальное:
- Не забывай меня, Дже-ереми… Смотри, не забывай!... Дже-е-ереми...