Урок литературы
Алексей Литвиненко
Прозвенел звонок, дверь отворилась, и в класс вместо пожилой учительницы Веры Павловны вошли двое. Один из них был Михал Афанасьичем, директором школы, второй был незнакомец.
-- Здравствуйте, ребята! -- бодро воскликнул Михал Афанасьич.
-- Здрасть! -- нестройно рявкнул класс.
-- Садитесь, ребята! -- воскликнул Михал Афанасьич. - Хочу, так сказать, поздравить вас с новым учителем литературы, Михаилом Юрьичем!
-- Добрый день, товарищи, -- скупо поздоровался Михаил Юрьич. Он был невысок, страшно бледен, лет тридцати от роду, с прилизанными черными волосами, в очках, с темными и пустыми безвыразительными глазами и нездорово-алыми губами.
-- Хочу порадовать вас, ребята! -- воскликнул Михал Афанасьич. - В связи с проводимой сейчас реформой школы количество часов литературы наконец-то будет сокращено. Но! - поспешил добавить он, - Вовсе не в ущерб учебной программе. Просто, так сказать, прогресс и, так сказать... - он неопределенно повертел рукой и глянул на Михал Юрьича. Тот кивнул. - Да, так вот, прогресс предполагает, так сказать, развитие... Впрочем, подробнее об этом вы услышите от Михаил Юрьича. А я прощаюсь с вами и призываю вас к порядку. Ерохин, не ковыряйся в носу!
Когда Михал Афанасьич удалился, Михал Юрьич несколько затравленно поглядел на веснусчатого Ерохина, ковыряющего в носу на первой парте, затем положил портфель на стол и, видимо, из чувства самосохранения глядя куда-то в пересечение задней стены с потолком, начал говорить нудным бесцветным голосом:
-- Итак, товарищи, вы уже знаете, что с этого года в школе повсеместно проводится школьная реформа. Что это значит для нас с вами? Во-первых, прежде всего, это более, так сказать, оптимальное распределение нашего с вами времени. Занятия будут теперь начинаться не в восемь тридцать, а в девять тридцать. Заканчиваться же они будут не в два пятнадцать, а в двенадцать десять. Это сделано, так сказать, для того, чтобы дать учащемуся возможность более целеустремленно подходить к процессу обучения, больше читать литературы, больше заниматься спортом, решать больше, так сказать, математических и физических задач.
Как показали последние исследования методистов нашего министерства, фактор учителя подлежит стиранию, ибо, как давно известно, учитель уже много веков подспудно умирает или умерщвляет себя в процессе обучения, стремясь раствориться в этом процессе. Идеальный же учитель представляет собой некое эфемерное alter ego -- скорее наблюдатель, нежели судья, скорее учащийся, нежели учитель. Он удивленно смотрит со стороны на, так сказать, процесс обучения, не делая попыток создать какие-либо оппозиции, будь-то оппозиции между отличниками и двоечниками, или оппозиции между, грубо говоря, добром и злом.
Что же, товарищи, это означает применительно к литературе? Ну, в частности к Великой Русской Литературе? Недавние исследования убедительно продемонстрировали нам тот факт, что в каждом художественном произведении есть определенная мысль, причем, мысль изреченная, зачастую, в самом произведении. Это, товарищи, тот случай, когда целое тождественно любой своей части. Именно тождественно, а не изоморфно, как утверждалось ранее. Углубляясь в эту тему, можно было бы упомянуть о том, что то же самое постулирует и так называемая современная физика.
Из чего состоял курс литературы в предыдущие годы. Как известно, он имел двоякую природу. Во-первых, конечно, изучались сами произведения, в виде сокращенном по причине уже упомянутой изоморфности. И, во-вторых, изучались авторы, их биографии, ситуативный, так сказать, контекст написания того или иного произведения, их идейные и эстетические посылки, их отношения с социумом и с самими собой.
Что же стало с этими, так сказать, элементами школьной программы литературы? Ну, товарищи, во-первых, на методическом совете министерства решено было полностью упразднить изучение автора как такового -- as such или, если угодно, lui-mкme. Мы видим в этом значительный прогресс, ибо давно уже установлено и не вызывает сомнений то, что автора попросту нет, не в онтологическом, так сказать, смысле, а, если хотите, в текстуальном. Он растворен в произведении, а то, знаете, ел ли он на завтрак французские булки и с кем он спал, нам совершенно неважно. Ну скажите, что бы изменилось, если бы Пушкин назывался Есениным, а Лермонтов не ездил бы на лошади на Кавказ, а, скажем, летал на Сахалин в аэроплане? Еще один аспект заключается в том, чтобы не приучать вас, товарищи, с младых, так сказать, ногтей копаться в чужом грязном белье.
Далее, вместо привычной нам сокращенной формы, когда произведение укорачивалось в 2-15 раз, была выработана оптимальная форма или, грубо говоря, контекстуальная единица. Те из вас, кто уже имеет понятие о теории групп, без труда поймут смысл этого выражения. Единица -- это то, что можно множить на все, и на что можно все делить. Как все движения состоят из сочетаний нескольких единичных движений в некотором групповом базисе, так и все тексты являются комбинациями единиц в некоем метадискурсивном пространстве. Такой контекстуальной единицей была выбрана хайку - совершенная форма японской поэзии. Это - трехстишие, являющее собою некий микрокосм, некую элементарную вселенную, как черная дыра, вбирающую в себя все находящиеся подле нее смыслы.
Итак, товарищи, наш курс русской литературы мы начнем с Пушкина, с его великого романа в стихах "Евгений Онегин".
Михал Юрьич снял очки, повернулся к окну, простер руку долу и печально продекламировал:
Вспоминаю о друге,
Мной зимою убитом в деревне.
Хандра или ангельский сплин?! |
-- Обратите внимание, -- продолжал он, надев очки, - Сколько трагизма в последней строке! И здесь мы впервые видим, как хайку помогает нам пробраться к этому трагизму через все эти бесконечные строфы об умирающем дядюшке и довольно нудные раблезианско-оргастические описания поедания страссбургского пирога где-нибудь в фойе перед началом балета! А совершенно излишний образ Татьяны, мешающей Онегину окончательно превратиться в пасторально-байронического вампира на протяжении всей этой великой истории инициации, написанной четырехстопным ямбом, подобным сошедшему с ума узнику, упорно шагающему по тесной тюремной камере от стены к стене?!
-- Перейдем к Гоголю. "Мертвые души". Поэма в прозе.
Годы скитаний
От двери к двери -
Все мертвые души. |
-- Герой скитается, потому что его душа никак не может найти себе места среди живых душ. И он сам -- мертвый среди мертвых. Он входит в дом к Манилову, они пьют наливку, о чем-то говорят, и тут Чичиков обнаруживает, что Манилов - фантом, приснившийся ему во время ночлега у Ноздрева. Он кидается к Ноздреву, пытаясь доказать самому себе свою реальность через ratio - "думаю, следовательно, существую", играет с ним партию в шашки, но в самый последний момент оказывается, что они играют в польский банчок, и Ноздрев почти уж отыграл у Чичикова несколько свежих душ. Чичиков постепенно чахнет, лишенный живительной крови. Единственным живым, из крови и плоти, человеком оказывается Городничий, но Чичиков никак не может дотянуться к нему, выйти за рамки, установленные ему книгой. Исследователям творчества Гоголя известно, - понизил голос Михал Юрьич, - что вторая часть "Мертвых душ" была как раз попыткой текстуально-онтологическог
о слияния с "Ревизором", ибо если "Мертвые души" - энциклопедиЯ русской жизни, то есть вампирическое и женское начало, то "Ревизор" - это путеводителЬ по ней, следовательно, начало донорское и мужское.
Обратимся к великому русскому писателю Ивану Тургеневу и его роману "Отцы и дети":
Мой сын сегодня впервые
Стал мне перечить.
Старость -- не радость. |
-- Как тут нам не вспомнить и картину "Иван Грозный убивает своего сына" и пресловутый Эдипов комплекс?! При этом сам писатель -- невротик, а его мать с ее крутым нравом - монстр, Кронос в женской ипостаси, готовый пожрать свое чадо. Остается загадкой, нашел бы Тургенев выход из этого почти уже соматического тупика, не повстречай он Полину Виардо и ее мужа - владельца театра и известного парижского вампира?
Вспомним и о Достоевском с его антиницшеанским романом "Преступление и наказание". Кстати, -- доверительно сообщил Михал Юрьич, - удивительно то, что Достоевский восстал против ницшеанства еще ДО того, как оно возникло вследствие появления его романа. Это лишний раз доказывает тот факт, что Достоевский был текстуальным квазигенератором, а его книги, в частности "Бесы", породили множество катаклизмов, в том числе и саму Бесовщину как вторичный Текст. Но, вернемся к роману:
Топор, старуха.
Умереть так, чтоб с ветки роса,
Так эта тварь дрожащая -- я?! |
-- Отметьте эту последнюю, будто выдернутую ветром из Корана строку. Вопрос ли это или утверждение? Или отрицание? Чтобы понять это, нужно оценить самурайскую эстетику романа, а именно -- так называемое самоубийство Свидригайлова. Свидригайлов, ставший вампиром благодаря свой жене, в течение четырех месяцев безуспешно пытался инициировать Дуню. И вот два вампира столкнулись в мрачном Петербурге лицом к лицу - он, Свидригайлов, и брат Дуни, Родион. Они чувствуют лютую ненависть друг к другу, потому что каждый хочет заполучить ее первым. Кто победит? Конечно, центральная фигура романа, Свидригайлов, инсценировавший свою смерть (как известно, из револьвера убить вампира невозможно) и вселившийся в тело Разумихина, будущего жениха Дунечки.
Сегодня будут рубить,
Но я не смогу им помочь.
Мисюсь, где я? |
-- "Вишневый сад" Антона Чехова. -- задумчиво произнес Михал Юрьич. - Это, пожалуй, единственный случай, когда судьба автора сама по себе является, так сказать, первичной для внимательного исследователя, а его произведения как бы отступают на второй план. Чехов, родившийся в городе с таким мистическим названием, расположенным в том самом месте, где скифы приносили кровавые жертвы своему богу Папаю, и, как известно, долгое время сам бывший активным вампиром, к моменту своего отъезда на сакральный Саха-Лин инициировал почти всю труппу театра, за исключением великого Станиславского, и то из-за несоответствия группы крови. Сюжетный же ряд вишневого сада для нас не столь важен, сколь важна эта красная, вишнево-кровавая эстетика, это непрерывное, гнетущее ожидание смерти-кровопускания, все эти беспредметные, ни к чему не ведущие разговоры вокруг будущего пиршества, все эти вампирические персонажи, как бы столпившиеся в гостиной и, ведя полу
-светскую, полу-демоническую беседу, ожидающие, когда их позовут к столу.
Есенин, певец деревенских погостов и жертвенных рощ. Он сам подобен жрецу, которого убивает его преемник, чтобы стать новым жрецом. Отсюда -- это непередаваемое патологическое стремление к смерти, постоянные параноидально-заискивающие напоминания о ней кому попало - березкам, листве, сенокосу, но прежде всего тому, кто приходит за ним, читателю-убийце, читателю-вампиру, умерщвляющему автора и капля за каплей высасывающему из него кровь. Ведь, как известно, текст, в котором растворен автор после своей квазисмерти, в котором он продолжает свою квазижизнь, сам является живым лишь до тех пор, пока читатель не вычленит из него какой-нибудь смысл, подходящий именно ему - читателю.
"Отговорила
роща золотая" -
Пусть скажут так и обо мне. |
-- Завершая наш курс классической русской литературы, мы подходим к ее трагическому венцу -- Александру Блоку. Вглядитесь в его образ, - Михал Юрьич вытянул руку, указывая на портрет в рамке, прикрепленный к стене, - и вам, товарищи, все станет ясно без слов. Да, природа распорядилась так, что Александр Блок воплотил в себе не только всю русскую литературу в ее кровной идейной парадигме, но и генетически, обликом он является самым совершенным представителем классической русской литературы. Эта бледность, эти круги под глазами, эти губы и эта вековая тоска жителя заброшенного средневекового замка:
В белом венце из ветки сакуры с каплей крови
Рука об руку -
Палач и жертва. |
А у меня других знакомых Михаилов Юрьевичев просто и нет. :)
Leo XVII (
e-mail),
6 декабря 2000 г.
