Мама / Александр Лавренов - Раскрытая книга

       О том, что маме в воскресенье исполняется семьдесят пять лет, мне напомнил муж. До юбилея оставалось еще несколько дней. Когда-то, года полтора назад, мы виделись с моим братом Валеркой, встретились случайно в магазине на Петровке, посидели в полупустой кафешке, поговорили. Это был разговор двух родных, но потерявших друг друга во времени и пространстве людей. Речь зашла о маме, и мы, вечно спорившие, всегда такие разные, согласились, что ведем себя по отношению к ней по-свински. Если я и звонила ей хотя бы раз в месяц, то неизменно слышала, что у нее все хорошо, что она почти не болеет. В конце разговора она непременно спрашивала, как там Валерик, а я ничего не могла сказать ей про брата.
       И вот в этой забегаловке на Петровке мы твердо решили, что как бы ни сложились наши судьбы, какие бы дела ни владели нашим расписанием, мы обязательно приедем к маме на ее семидесятипятилетие.

       Валерка родился, когда мне исполнилось шесть лет. Мой день рождения пришелся на восьмое марта, а его -- на девятое.
       С его рождением мама расцвела. Как я сейчас понимаю, она тогда надеялась, что отец будет рад появлению сына в семье. Некоторое время так и было, он даже перестал пить. В общем, полгода у нас в доме жило счастье. А потом мама опять стала плакать, а я -- прятаться от отца, стараясь не попадать ему под горячую руку. Однажды он чуть не выкинул Валерку в окно, когда тот болел и постоянно кричал. Тогда я возненавидела отца.
       Вечерами, когда я засыпала, мама подходила ко мне, садилась на кровать, укутывала в одеяло и гладила по голове. Это были нечастые минуты моего детского счастья, уюта и защищенности, и я старалась уснуть поскорее, чтобы не видеть и не слышать, как она заплачет. Однажды я спросила ее:
       -- Почему он такой злой?
       Мама сделалась сердитой:
       -- Не смей так думать! У нас очень хороший папа, только... только он очень устает.
       Мы часто ходили гулять втроем. Я обожала катать Валерку в коляске, а мама просто шла рядом и рассказывала нам всякие смешные истории, а еще она показывала нам небо, деревья, птиц. Мне казалось тогда, что она все-все знает: все деревья и травинки по именам, всех птиц, насекомых, жучков всяких. Иногда мы останавливались у витрин магазинов, и я смотрела на игрушки, а мама -- на всякие странные вещи. Помню, как она почти полчаса не могла оторвать взгляд от деревянной кофемолки с ручкой и плетеного кресла, которое стояло рядом. Кресло было необычное, без ножек, на такой большой дуге, так что, сев в него, можно было качаться. Валерке тоже понравились эти штуковины, и он привстал в коляске и показывал ручкой в их сторону.
       А когда я пошла в школу, отец ушел. Просто собрал чемодан, сказал, что едет в командировку, а через пару дней позвонил матери и сказал, что больше не вернется. Первое время мама не находила себе места, была как потерянная и срывалась на нас по любому поводу. Наверное, это был единственный раз в жизни, когда нам не хватало ее внимания. Она часто плакала тайком, а потом, когда слезы, видимо, кончились, мы все поняли, как стало тихо и спокойно вокруг.
       Годы, проведенные в нашем доме после ухода отца, были наполнены лаской, заботой, всем, что умещается в слове "мама". Да, нам, наверное, не хватало денег, но мы этого не замечали; мама работала, и мы не чувствовали себя в чем-то обделенными, вот только изредка у нее появлялось какое-то особенное настроение, когда глаза ее становились печальными, как тогда, в далеком нашем детстве, когда она смотрела на витрину, где жили кофемолка и кресло-качалка. Она больше никогда не подходила к этой витрине. Лишь однажды произошел случай, когда я уже познакомилась с моим будущим мужем, -- мама вдруг принесла какие-то шальные деньги, мы снова пошли гулять и завернули к этому магазину. Но так и ушли ни с чем. Через некоторое время я вышла замуж, и те деньги пошли на свадьбу. Я никогда не видела столько радости в маминых глазах. Она была счастлива моим молодым счастьем невесты, тем, что я встретила настоящего мужчину, друга и любимого. А еще она была счастлива оттого, что эти стра нные деньги она не решилась потратить на себя, на эти две милые ее сердцу вещицы, и свадьба наша получилась такой искренней, не очень роскошной, но красивой и теплой.
       В ее жизни, кажется, были мужчины. Но она относилась к ним как к чему-то очень второстепенному. Казалось, что ей просто не хватает на них времени, примерно так же, как ей не хватало денег на заветные безделушки.

       Уходя с Петровки, мы расцеловались с Валерой и договорились прийти к маме на юбилей ровно в шесть вечера. Мы решили, что это будет наш сюрприз, то есть мы просто не будем ей сообщать о нашем приходе заранее.
       В воскресенье я открыла дверь маминой квартиры своим ключом и, не раздеваясь, прошла в комнату. Мама стояла у накрытого на три персоны стола, спиной ко мне. Я тихонечко подкралась к ней, но она обернулась чуть раньше, чем я успела обнять ее.
       -- Танька, милая моя, -- прошептала она, прижимая голову к моей груди.
       Мама радовалась и суетилась, помогая мне раздеться, и усаживая меня за стол.
       -- Мамочка, подожди, я тебе принесла кое-что, -- я протянула ей пакет, из которого она достала коробку с кофемолкой.
       Глаза ее блестели:
       -- Танюша, родная моя, ну что ты, -- она с трудом произносила слова, -- мне кофе-то уж лет пять, как нельзя пить.
       А в глазах ее было столько счастья! Она вертела кофемолку в руках, а смотрела только на меня, когда я вынимала бесчисленные пакетики с разными сортами кофе.
       Наверное, через несколько минут в незакрытую дверь ввалился двухметровый мальчик Валера с плетеным креслом. Квартира сразу стала маленькой и тесной. Мама чуть не уронила мой подарок, пытаясь обнять этого огромного мужчину, который когда-то умещался у нее на ладони.
       А потом мы сидели за столом и много говорили. Мама сидела молча, слушала нас, наши рассказы о том, как мы живем, наши детские воспоминания. Мы с Валеркой даже устроили маленький конкурс: по очереди называли растения, о которых когда-то нам говорила мама.
       -- Ну что ж, -- сказала она, когда Валера оказался победителем, -- давайте я угощу вас кофе.
       Был открыт один из пакетиков, и порция зерен засыпалась в кофемолку. Валере пришлось помогать маме крутить ручку: требовалось определенное усилие, зато, когда все зерна были перемолоты и ручка закрутилась легко, мама еще долго вращала ее сама, говоря, что надо все перемолоть как следует.
       После того, как кофе выпили, все по очереди качались в кресле. Мы бережно помогли маме опуститься в него, она чуть вскрикнула, когда кресло стало уплывать под ее небольшим весом назад и ей показалось, что оно непременно должно опрокинуться.
       -- Ой, ребятушки, голова кружится, -- говорила мама, -- давайте, я просто так в нем посижу, не надо качать.
       А когда совсем стемнело за окном, мы ушли. Мама так и оставалась сидеть в кресле с кофемолкой в руках. Мы поцеловали ее, а она тихо сказала:
       -- Спасибо.
       Уже на улице я вспомнила, что оставила в прихожей свой телефон. Когда я вернулась, чтобы забрать его, она все так же сидела в кресле и крутила ручку пустой кофемолки, глядя куда-то сквозь окно.

       Все более уважаемый Александр Лавренов,
       Ваш рассказ потрясающе создает и/или передает настроение, не будучи при этом приторной слёзовыжималкой. И сюжет, казалось бы, прост, и языковые средства минимальны, а хочется перечитатывать - и раз, и два, и далее везде...
       Умеете писать.
       Ваша,